Интересно, что скажут об этом рассказике на этом форуме?

ШЕСТОЙ ЭТАЖ И ЧЕРНЫЙ ДОЖДЬ

Три комнаты были в квартире на шестом этаже. Три окна соединяли ее с черным небом. Три живых существа собрались в этой квартире.
Но только в одном окне горел свет. И только в одной комнате сейчас были эти живые существа. Все трое: черт Бабай, студент 2-го курса Дмитрий и отчис-ленный после летней сессии 1-го курса черноволосый рэппер по прозвищу Гэнд́альф.
В комнате горела свеча. Всего лишь одна свеча, но давала она такой яркий свет, что с ней не сравнилась бы и электрическая люстра. Зажглась она не от спички – Бабай зажег ее неугасимым адским пламенем. Он с удовольствием грелся перед маленьким огоньком свечи, подставляя ей толстое зеленое брюхо и два таких же зеленых окорока с широкими плоскими копытами. Жирные руки Бабай держал между рогов, то и дело утирая пот с ладоней и с зеленой лысины кисточкой на длинном хвосте. Гэндальф настраивал гитару, Дмитрий с ужасом смотрел в окно.
И для ужаса была причина.
Второй день над городом лил беспрерывный черный дождь. Черная грозовая туча, облепившая весь город, второй день и не думала рассеиваться. Второй день в городе не было ни воды, ни электричества - капли черного дождя разъели провода на столбах и выжгли их напрочь, просочились сквозь землю и разъели водопроводные трубы, и чистая вода смешалась с черной ядовитой влагой. В городе уже не было ни травы, ни деревьев – черные капли сожгли это все дотла. Никто не спасся из бездомных животных, никто не выжил из певших когда-то над городом птиц.
А люди еще оставались. Люди жили в высоких домах, и черный ливень не был страшен им под бетонными крышами. Пока не был страшен – черная влага постепенно разъедала и крыши. Но это было медленно, и это было ничто в сравнении с молниями. Каждый час из черной тучи била сверкающая белая молния, и при каждом ударе в очередной высотный дом молния разносила его в кучу обломков чуть ли не до основания. Но домов в городе было построено очень много.
И никто уже не пытался покинуть дома. Стоило хотя бы одному человеку выйти под черный дождь, и первая же капля выжигала дотла волосы на его голове, вторая разъедала мозг и стекала вниз, плавно уничтожая позвоночник, а третья, довершая дело, оставляла от способного когда-то смеяться и петь человека одну пустую одежду, которая тут же сгорала под четвертой и пятой каплями.
Дмитрий видел и светящиеся окна – у кого-то еще оставались спички и свечки, фонари на батарейках и аккумуляторы. Больше всего таких окон было в доме на другой стороне улицы – было, пока молния не рас-сыпала его, как куличик в песочнице, и над его бесполезными обломками не раздался оглушительный, без-жалостный и слегка насмешливый удар грома.
Гром стих, и Дмитрий с трудом отошел от окна.

* * *
За всю свою жизнь Гэндальф ни разу не плакал. Он не плакал и тогда, когда его родила мать – просто сделал вдох и начал легко дышать в ритме звучащего в роддоме громкого рэпа. Он не плакал и тогда, когда лежал в пеленках, не умея еще говорить – стойко и терпеливо переносил все беды. Он не плакал и тогда, когда в начальных классах школы его за увлечение рэпом вдесятером избивали в туалете металлисты-старшеклассники. Он не плакал и сейчас.
Настроив гитару, Гэндальф любовался своим отражением в прямоугольном зеркале с золотой рамой – висело оно на противоположной стене и отражало сияющий в его черных и ясных глазах огонь яркой свечи. Адское пламя ярко освещало и черную майку Гэндальфа, на которой был изображен Йен Маккеллен – для того, чтобы всем было ясно, в честь кого рэпперу дали такое прозвище.
А Дмитрий был одет в простую синюю рубашку. Его обычные русые волосы и карие глаза ничем не выделялись в комнате черта. Но синие и блестящие, как сапфиры, глаза Бабая смотрели именно на него. А Дмитрий переводил взгляд поочередно на обоих своих друзей, как будто мысленно искал у них поддержки.
- Ну, что там? – спросил Бабай, толстыми, как сосиски, кривыми зелеными пальцами маня Дмитрия ближе к свече. – Что-то новое, Дмитрий?
- Почему ты вдруг меня называешь Дмитрием? – спросил студент, отшатнувшись от черта. – Вы с Гэндальфом еще вчера называли меня просто Дима…
- Так то было вчера, - с улыбкой сказал Бабай. – Ничего не изменилось, что ли?
- Изменилось… Вижу, что изменилось… - Зрачки Дмитрия на несколько секунд расширились почти вдвое. – Но причем тут я-то?!
- Пойми, сынок, - Бабай привстал и, дотянувшись зеленой ладонью до Дмитрия, похлопал его по плечу. – Детство-то кончилось. Восемнадцать тебе уже, и пора уж понять, что ты взрослый. Не мог ты не знать, что когда-нибудь да вырастешь. И хватит тебе уже детским именем называться.
- Ты это вчера придумал? – слегка вздрагивая, спросил Дмитрий.
- То, что дети когда-нибудь да вырастают, придумал не я. – Улыбнувшись, Бабай взял из хрустальной вазы несколько карамелек, лежали они там уже без обертки, и черт, запихнув их в рот, с удовольствием ими захрустел.
- А что придумал ты? Это, - Дмитрий, вдруг почувствовав обиду и злобу, указал рукой на черный ливень за окном, - придумал ты?
- Да ты что! – Бабай расхохотался. – Конечно, не я. Это они сами себе придумали.
- Ты… хочешь… сказать… - Злоба Дмитрия ушла в колени. - …это… люди устроили себе сами?
- Да конечно, сами, и никто со стороны. Вот и Гэндальф может подтвердить. Люди обычно слишком да-леко не заглядывают, но рэпперы способны видеть и то, что простым людям не доступно. Давай, Гэндальф!

* * *
И Гэндальф, извлекая из родных струн гитары звуки рожденной рэпперским вдохновением мелодии, привычным тоном начал петь:

Почему у них льется черный ливень с небес –
Слишком много они говорили в мобильники,
Захлебнувшись болотом своих эсэмэс,
Заигравшись в демонов, влюбившись в могильники,
Слишком много в себя заливали вина,
Лишь наклеек с бутылок различая бумаги,
Так что туча над ними, алкоголем полна,
Возвращает им капли пресытившей влаги,
Слишком много курили по моде чужой,
Сигареты покупая по ценам хлеба,
Так что дым, к небу поднятый их «крутизной»,
Возвращен им назад – им пресытилось небо.
Почему все случилось именно так –
Не вступили они еще в конфликт с небесами,
Их никто не наказывал, никто им не враг –
Получили то, что сделали сами.

Бабай не наградил Гэндальфа аплодисментами, когда тот закончил петь. Это у трех друзей было не при-нято – с визгом хлопали Гэндальфу на сцене, а Бабай просто кивнул. Дмитрий же, хотя и любил рэп, на этот раз кивать не стал – пораженный словами песни, он опустился в кресло у зеркала, к которому Гэндальф теперь сидел спиной.
- Он прав? – тихо спросил студент Бабая.
Бабай промолчал. А Гэндальф откликнулся немедленно:

Могут ли рэпперы быть неправы,
Когда рэп создается людьми в знак протеста,
Когда тех пригибают ниже травы,
Кто способен доказать, что из другого он теста?

- Молодец! – Бабай улыбнулся Гэндальфу. – Когда ты меня научишь этому? Уж в какой раз прошу…
И Гэндальф, не выходя из ритма, продолжил:

Сказать, как легко научить черта рэпу?
Так же, как посадить мак и вырастить репу,
В конопли и льна себя укутав границы,
Накормить свой двор целым полем пшеницы,
Из бутылки с водой вылить чашку чая,
Засмеяться над кем-то, по нему же скучая,
Или, плюнув на все и на собственный стресс,
На сорок два без мобильника послать эсэмэс.

Бабай расхохотался, лицо Дмитрия стало еще бледнее.
- Да, он прав, - сказал черт, вправо-влево виляя кончиком зеленого хвоста. – Они сами всего этого за-хотели – и сами довели себя до этого. Пьянством, ку-рением, мобильными телефонами, развратом, культом тьмы и поклонением силам зла. У них щас демоном звать себя «круто», а любимые компьютерные игруш-ки - с видом из глаз черта, который здоровенным то-пором разрубает на куски ангелов. А нам-то что? Еды, воды и воздуха нам пока хватит. Поживем еще.

* * *
Прошло три дня.
Еды в холодильнике у Бабая значительно поубавилось, но черт по-прежнему в еде ни себе, ни друзьям не отказывал. Воды осталось еще полванны – когда начался черный дождь, Бабай успел набрать полную ванну горячей воды, чтобы потом с удовольствием в ней поваляться, но вода понадобилась для другого – когда она остыла, ею можно было и смывать в туалете, и, наконец, просто пить, так как в чайнике и банках питьевая вода давно кончилась. С воздухом было хуже – кислорода оставалось все меньше, а пластиковые окна в квартире были закрыты наглухо.
Дмитрий снова стоял у окна. На этот раз он смотрел вниз – черная влага ливня, который теперь хлестал чуть ли не в полтора раза сильнее, чем в тот день, когда друзья впервые стали звать его Дмитрием, залила город уже до уровня четвертого этажа. Домов на их улице осталось всего пять, не считая того, в котором сейчас был сам Дмитрий, - остальные разнесли молнии. Впрочем, едва студент пересчитал их, как еще одна молния уничтожила ближайший. А затем Дмитрий услышал все тот же безжалостный и слегка насмешливый удар грома.
- Нельзя ли окно открыть? – спросил студент.
- Можно, - сказал Бабай. – Но закрыть ты его уже не сможешь. Пока у нас тут воздух есть, мы можем жить, а стоит нам вдохнуть этой дряни, которая там за окном, и вы с Гэндальфом раньше разложитесь, чем до мозгов дойдет, какой у нее запах.
- А ты? Тебе-то ничего не будет, - сказал Дмитрий.
- Ты неправ, - ответил Бабай. – Даже черт сможет только минуты две-три погулять под таким дождиком, а потом от него не только шкуры, но и костей не останется.
- А ангел?
- Ангел наверняка тоже, да только проверять они не станут. Их в нашем городе нет, сюда их не звали.
- Так че ж ты ему сказал, что окно открыть можно? – спросил Гэндальф. Сейчас он не говорил рэпом, потому что снова настраивал гитару.
- Понимаешь, Гэндальф, - сказал Бабай, - ведь это детям говорят «нельзя». А кто ему станет запрещать? Дмитрий у нас уже взрослый и должен сам думать, своими мозгами, и сам отвечать за то, что делает.
И тут Дмитрий завопил истошным голосом:
- Ну а я-то?! При чем тут я?! Вы ведь сказали, что это сделали они, своими извращениями, пивом, водкой, курением, развратом и всем таким прочим, но я-то не пью, не курю, по мобильнику не разговариваю, половой жизни у меня вообще пока не было, я учусь на «отлично», я стараюсь принести людям пользу…
- И что? – спросил Бабай.
- Подожди, - внезапно сказал Гэндальф и показал на Дмитрия пальцем. – Ты вот обвиняешь их. А что ты сделал, чтобы они всего этого не делали? Ничего. Ты был рядом с ними и ничего не делал.
- Но я всегда стремился и всегда хотел…
- Кого интересует, что ты стремился, когда ты ничего не сделал? Никого. Хоти и дальше. Пока можешь.
- Но я думаю, у нас есть какая-то еще надежда…
- Думай.

* * *
Прошел еще один день. Черная влага дождя залила доверху пятый этаж и подбиралась к окнам шестого. Дмитрий не спал, не ел, не садился – он непрерывно стоял у окна и смотрел на черные капли дождя и далеко разносимые штормовым ветром огромные волны.
Но вдруг и он, внезапно задрожав, оторвался от окна и повернулся к друзьям, указывая рукой на то, что происходило в окне. А там на плоту, который то и дело захлестывали волны, гребли баграми шесть или семь странных фигур, черных под оттенок дождя, как будто его влага облепила их с ног до головы. Они не боялись ливня – скорее радовались ему.
- А это кто?!!! – закричал Дмитрий.
Бабай промолчал, а ответил Гэндальф – с трудом, потому что воздуха осталось мало.
- Черные орки. Не обращай внимания, черные орки всегда приходят в такой дождь – ведь только эта орочья раса может чувствовать себя под ним спокойно. Они отличаются от белых или там зеленых орков тем, что живут на островах в Юго-Восточной Азии, где такой дождь идет круглый год без перерыва.
- Вот видишь, за пределами города о нас все-таки не забывают! – хохотнул Бабай.
- Для чего они пришли?! – вскрикнул Дмитрий.
- Уж конечно, не спасать, - ответил Гэндальф совершенно спокойно. – Грабить и мародерствовать. Разворовывать то, что еще осталось цело и что можно вынести. Золото, например.
- А ты, Бабай, небось радуешься всему этому?! – ни к селу ни к городу спросил черта Дмитрий.
- Да ну! – Бабай скорчил рожу. – Мне-то что радоваться? Теперь у них не родятся дети, людей не будет, а кого мы, черти, искушать будем?
- Черных орков, - ляпнул Дмитрий.
- Черных орков искушать не надо, они ведь другого жизненного пути не знают. – Гэндальф, сказав это, встал и тоже подошел к окну. – Ты лучше посмотри вон туда…
И все трое едва не прижались к стеклу лицами.
На уровне седьмого-восьмого этажей единственного дома, который остался на их улице (кроме их собственного), летела белая сияющая фигура. Она была похожа одновременно на банан и на шахматного слона с подобием круглой головы. И летела бесцельно и медленно.
- Да это ж бесприютная душа! – Громко заорав, Бабай едва не пустился плясать. – Радость-то какая!
- Чему тут радоваться? – спросил Гэндальф.
- Ну, хоть одна…
И, сложив тыльные стороны рук на спине, а кисточку хвоста заложив за левое ухо, Бабай зарычал:
- Вельзевул рогатый, владыка огня неугасимого, открой мне врата ада и спаси меня, а я дам тебе душу живую, человеческую!
И внезапно все, что стояло на полу комнаты, кроме того, что находилось у окна, провалилось в от-крывшуюся огненную квадратную пропасть, из которой повеяло горячим газом испарившейся серы.
А Бабай, хохоча, распахнул пластиковое окно – и на миг сердце Дмитрия наполнилось радостью от свежего воздуха грозы, в котором, казалось, все хорошо.

* * *
Бесприютная душа уже не искала ничего необычного, но открытое окно привлекло ее внимание. Она подлетела к окну, заглянула внутрь – и тут же оказалась в жирных зеленых руках Бабая. Душа забилась, заметалась, издала пронзительный визг, но Бабай про-фессиональной хваткой черта крепко держал жертву в своих лапах.
А из пропасти раздался голос:
- ТАК ИДИ КО МНЕ – Я СПАСУ ТЕБЯ!!!
- Да, хозяин! – радуясь, как малыш, воскликнул Бабай.
Сжимая в руках визжащую душу, зеленый черт хорошенько оттолкнулся и высоким прыжком соскочил во врата ада. Запах серы исчез, пропасть закрылась.
И тут-то Дмитрий и почувствовал ужасный гнилой запах черной влаги из открытого окна. Он отбежал подальше от льющейся внутрь волны и забился в угол пустой комнаты, но все… газы начали делать свое де-ло… студент закрыл лицо руками, пытаясь защититься… но уже было поздно… все тело пронзила боль…
И зеленый свернувшийся труп на глазах распался в углу комнаты.
Гэндальф не видел этого. Он стоял у открытого окна. Он смотрел в окно. Он смеялся в лицо буре.
Черная влага влилась внутрь, залила пол, накрыла бесполезный труп Дмитрия. Ботинки Гэндальфа сгорели за мгновение, кожу и кости ног схватила чудовищ-ная, зверская боль – куда страшнее той, что испытывал Дмитрий. Но Гэндальф не был зверем. Был человеком.
И пальцы его снова коснулись струн гитары. Преодолевая боль, он заиграл мелодию под вдохновением, которое и сейчас его не покинуло. И запел, смеясь собственным мучениям:

Пусть небо и на год чернотой затуманится,
Пройдут все ливни, а рэп останется!

Черная влага накрыла колени, выжигая бедра…

Пусть куча народа «крутизною» обманется,
Пройдет эта «мода», а рэп останется!

Мясо на животе уже горело заживо, разлагающимися костями, что остались от ног, все труднее было держать над влагой тело…

Пусть тысяча рэпперов со словом расстанется,
Пройдут все режимы, а рэп останется!

Чернота уже разъедала ребра, подбираясь к сердцу, от гитары абсолютно ничего не осталось, как и от рук, что держали ее, но Гэндальф все еще оставался в ритме и, пока голова держалась над водой, все еще пел:

Пусть каждый с дороги сойдет, не оглянется, -
Но что б ни случилось – а рэп останется!

И песня оборвалась – нечем более было петь. Язык сгорел, черная влага выжгла мозг и разъела череп. И молнии разрушили остатки города. И не было города. А Гэндальф был. И рэп был. И рэп остался.

Если администратор сочтет, что это не соответствует предназначению форума, он может спокойно это удалить. Мне обидно не будет.